Эти годы, думала Тедди, потрачены были на мечты, на поиски счастья, на разочарования, и все только ради этого дня, этой минуты, этой встречи. Мужчины, промелькнувшие в ее жизни до Мистраля, ничего уже не значили для нее. И никогда уже не будут значить.
Как только Тедди пришла в себя? Билл очень быстро отснял все необходимое. Кейт, вернувшаяся из Фелиса как раз к окончанию съемки, пригласила всю группу остаться на ленч. Но Мариетта вынуждена была отказаться. Ей хотелось успеть на дневной поезд в Париж.
— Ты уже собрала вещи? — Берри через плечо обратилась к лежащей на постели Тедди. Стены, обитые бледно-желтой тканью с крошечными цветочками в провансальском стиле, придавали их номеру почти домашний уют.
— Я остаюсь.
— Прошу тебя, Тедди, перестань шутить. Ты же знаешь, что у меня начисто пропадает чувство юмора, если речь идет о работе.
— Я не поеду с вами.
— Ты видела мой список? У меня на руках все эти чемоданы, а я никак не могу найти список вещей! Кстати, почему ты лежишь и ничего не делаешь?
— Ты меня не слушаешь, Берри. Я остаюсь в Провансе… на какое-то время. Мне здесь очень нравится.
— Но ты не можешь остаться!
— Почему? — Голос Тедди звучал спокойно, но в нем уже появились нотки нетерпения, а на скулах зажглись два красных пятна. Берри с тревогой посмотрела на нее:
— Ты заболела?
— Со мной все в порядке. Считаешь, что это каприз… Разве ты никогда не капризничаешь, Берри?
— Ни в коем случае. Еще лет десять я не смогу позволить себе капризничать. Что ж, оставайся… А вот и список. Господь бог, должно быть, услышал мои молитвы. Вот твой обратный билет, я кладу его на бюро. Ты могла бы раньше предупредить меня, только и всего.
— Я сама ничего не знала раньше. — Голос Тедди звучал мечтательно. — Я пошлю телеграмму в агентство, так что там узнают новость еще до твоего возвращения.
— А что скажет Маги? Ей ведь это не понравится, правда?
— Я думаю, она меня поймет, — медленно ответила Тедди. — У меня такое ощущение, что она поймет меня лучше, чем остальные.
В небольших французских городах лучший ресторан часто отличается полным отсутствием внешней роскоши, словно заявляя о том, что все внимание хозяина и персонала сосредоточено только на отличной еде.
Ресторан «Иели» в Авиньоне занимал просторный прямоугольный зал, отделанный банальными деревянными панелями. Большие столы были накрыты желтыми скатертями без рисунка, натертый паркетный пол сверкал как зеркало. На центральном столике стояло блюдо с огромным копченым окороком в окружении ваз со свежими фруктами, тарелками с жареными лобстерами и вином в плетеных бутылях. И больше никаких украшений, никаких штор на окнах, никаких цветов на столиках.
Мистраль и Тедди сидели за столиком в оконной нише лицом друг к другу, и Тедди думала о том, почему никто не предупредил ее, что любовь с первого взгляда лишит ее способности непринужденно вести беседу. Закаленная тысячами ужинов с малознакомыми мужчинами, она не замечала за собой подобной молчаливости. Они уже так много сказали друг другу при посторонних, защитившись от последствий своих слов их присутствием, что теперь, оказавшись наедине с Жюльеном, Тедди не могла выдавить из себя ничего, кроме банальных замечаний о еде.
Жюльен Мистраль, которому застенчивость представлялась чем-то вроде детской болезни, ни разу не задумавшийся перед тем, как высказать свое мнение, вдруг понял, что стал таким же молчаливым, как и Тедди. «Плачевное зрелище», — иронично заметил он про себя. Ему не терпелось высказать то, что было у него на душе, а вместо этого он возил кусочки мяса по тарелке. Мистраль твердо знал лишь одно — эта женщина должна навсегда остаться в его жизни.
Тедди казалось, что свет от неяркой лампы дрожит точно так же, как дрожат ее руки, когда она делает вид, что ест. Ей вдруг совершенно расхотелось прибегать в привычному для нее арсеналу кокетства. Она жаждала одного: прикоснуться к Мистралю, обнять его. Ей незачем было флиртовать с ним, потому что стадию флирта они миновали, признавшись друг другу, что провели ночь без сна.
С ужином было покончено. Тедди подняла глаза от своего бокала с вином и встретилась взглядом с Мистралем. Одинокая слеза, вызванная тем чувством, о котором Тедди не осмелилась бы заговорить, медленно покатилась по ее щеке. Мистраль подхватил ее кончиком пальца, и их окутала паутина неуверенной, робкой радости. Мистраль наконец смог заговорить:
— На прошлой неделе я не сомневался, что никогда больше не почувствую себя снова молодым. Я посмотрел на небо, которое я всегда так любил. Солнце пробивалось сквозь тонкую пелену облаков, и в этом освещении мне почудилась крайняя безнадежность. Я сказал себе, что старею, как и все люди, и странно полагать, что я неподвластен годам.
— А теперь? — напряженно спросила Тедди.
— Я чувствую себя так, словно раньше не был молодым. Я просто существовал в ожидании лучших времен. Я не был несчастлив. Я работал и жил, как любой другой мужчина, и не задавал себе вопросов. Я рисовал и верил, что только этого и хотел. Я не могу сказать, что мне не хватало тебя, потому что я не знал о тебе. Только сейчас я понял, насколько неполной была моя жизнь.
— Но ты прожил половину жизни к тому времени, когда я появилась на свет. — Тедди нежно улыбнулась ему.
— Неужели такое кажется тебе возможным? Я знаю, что это правда, но не могу заставить себя прочувствовать это.
— Нам следовало родиться в один день! — страстно воскликнула Тедди. — Мы должны были вместе расти… И тогда бы ты всегда был рядом со мной. По-моему, я всегда ждала только тебя. Все то время, когда я чувствовала себя несчастной, когда мне казалось, что я существую только наполовину, все это было оттого, что тебя не было рядом. — Она говорила открыто, радуясь возможности не скрывать своего счастья.