Слава, любовь и скандалы - Страница 90

Мистраль говорил Тедди, что никогда в жизни он не ложился спать так поздно. Они засиживались перед камином в спальне далеко за полночь — она пленницей в его объятиях, — разговаривали, смеялись, щелкали орехи, поджаривали каштаны, пили фруктовые наливки из горлышка высоких бутылок. Тедди покупала их, не в силах устоять перед названиями: лесной терновник, ежевика, шиповник, лесная черника. И никогда раньше он не залеживался так долго по утрам. Просыпался Мистраль по-прежнему рано, но не вставал, а смотрел на спящую Тедди до тех пор, пока она не открывала глаза. Потом они занимались любовью, забыв о времени. Когда Тедди приходила в себя, она иногда не могла понять, где находится, разглядывая вышитых охотников, прыгающих борзых и крохотные полевые цветы.

— Мадам желает, чтобы я еще раз намылила ей волосы? — спросила помощница мастера.

Тедди кивнула в знак согласия и снова расслабилась, вспоминая мельчайшие детали своей новой жизни. Они жили словно монархи, закружившиеся в водовороте любви, довольные уже тем, что могут смотреть друг на друга, целоваться и знать, что они поступили правильно.

Каждый день перед ленчем они отправлялись в «Дворцовое кафе» выпить аперитив. Им не надоедало смотреть на площадь Часов, открытую, просторную, обсаженную рядами величественных платанов, с ее ленивыми голубями и оживленными горожанами, всегда прогуливавшимися здесь в середине дня.

Хотя Тедди частенько замечала, что люди смотрят на них с Мистралем на улице или в ресторане, ей казалось, что в Авиньоне никому нет до них дела. Мистраля авиньонцы привыкли видеть. Он то приезжал, то уезжал, а раз он появлялся с молодой женщиной, то глазеть на него было бы неприличным.

Друзьями они не обзавелись, если не считать доктора и его жены, занимавших квартиру под ними. Большей компании им не требовалось, тем более что Мистраль легко поддавался грубой примитивной ревности. Он хотел, чтобы Тедди не отходила от него ни на шаг, он не выпускал ее из вида. Мистраль тщательно скрывал свои страдания, когда она отправлялась за покупками, но даже по ночам он просыпался, прислушивался к ее дыханию. А когда мужчины смотрели на нее на улице, он готов был зарычать и вцепиться им в глотку. Тедди была его женщиной, его женой, его ребенком. Эта рыжеволосая женщина — его сокровище, не доступное никому другому.

Тедди, сидя в кресле парикмахера, нахмурилась, вспомнив письмо, полученное ею накануне от Маги. Мать явно хотела помириться, тон послания совсем не был похож на те жестокие и гневные проповеди, которые получала Тедди после того, как сообщила ей о своем намерении жить с Жюльеном Мистралем. Теперь Маги писала, что ее тревожит только будущее Тедди. Она боится, что ее собственная история может каким-то образом повториться, если намерение Жюльена развестись окажется не более успешным, чем попытки отца Тедди.

Как мама может сравнивать! В негодовании Тедди дернула головой. Кейт Мистраль протестантка. Их брак с Жюльеном гражданский. Все очень просто.

Времена изменились. Сегодня ни одна женщина не станет цепляться за мужчину, который для нее потерян.

Теперь Тедди выглядела моложе, чем в то время, когда начала сниматься для рекламы. Ее щеки порозовели, потому что они с Мистралем проводили много времени на свежем воздухе. Все эти ужины в ресторанах, аперитивы, вино, бренди на ночь и ленивые, неторопливые дни, когда Тедди позировала Мистралю всего три-четыре часа в день, нежась в тепле печки-голландки, привели к тому, что она прибавила в весе. Юбки, которые она купила, когда решила остаться в Провансе, стали тесны в талии, брюки, привезенные еще из Нью-Йорка, еле застегивались.

«Сегодня никто не взял бы меня на работу в модельное агентство, — размышляла Тедди, направляясь в «Дворцовое кафе», где ее должен был ждать Мистраль. — Мариетта Нортон упала бы в обморок, если бы увидела меня». Тедди остановилась у рынка, чтобы купить горшочек лавандового меда, длинный теплый батон, белый цилиндр козьего сыра и полкило бледно-желтого масла с фермы. Тедди готовила только завтрак. В остальное время они ели в кафе и ресторанах. Иногда они устраивали некое подобие пикника в просторной столовой, потому что их единственной мебелью были два глубоких кресла, обитых выцветшей золотистой парчой, и старинный инкрустированный карточный столик, на котором стояли четыре тяжелых серебряных канделябра разного рисунка. После безупречно чистого, ухоженного дома Кейт Мистраль наслаждался этим подобием богемной жизни.

Тедди взглянула на часы и ускорила шаг. Она увидела спешащего ей навстречу Мистраля. Художник на голову возвышался над прохожими, и его рыжие кудри были заметны издалека. Распугивая сонных голубей, Тедди побежала к нему.

Кейт Мистраль задумчиво стояла в большом хранилище без окон, где Мистраль складывал свои работы. Здесь ряд за рядом, защищенные от дневного света, пыли и пламени, покрытые лаком, но не подписанные и не вставленные в рамы стояли его лучшие полотна, созданные за четверть века. Мистраль никогда не продавал те картины, которые считал наиболее удачными. Кейт знала наизусть каждый холст, помнила, в каком ряду находится та или иная картина, знала до последнего пенни прибыль, которую получит Этьен Делаж, если ему отдадут их для продажи. Кейт включила все лампы и прошла в самый дальний угол. Там стояла картина, изображающая обнаженную Маги на груде зеленых подушек, самую известную из серии «Рыжеволосая женщина». Кейт не смотрела на нее ни разу после 1931 года, когда картина вернулась с выставки в Нью-Йорке. Но она никогда не забывала, что картина, как и шесть остальных, здесь словно смертельно опасное радиоактивное вещество в металлическом контейнере, невидимое, но живое.