Слава, любовь и скандалы - Страница 71

Прошло несколько недель с тех пор, как немцы заняли Авиньон, и перед домом Мистраля остановился черный «Ситроен». Из машины вышел немецкий офицер в зеленой полевой форме. Его сопровождали два дюжих автоматчика. Побледневшая, испуганная Марта Полиссон пошире распахнула ворота, чтобы водитель мог поставить «Ситроен» во дворе.

— Это дом Жюльена Мистраля? — спросил офицер на приличном французском.

— Да, господин.

— Идите и приведите его сюда.

Все французы боялись немецких военных, даже Жюльен Мистраль, хотя в его доме не нашлось бы радиоприемника, настроенного на волну Лондона, он не принимал участия в Сопротивлении, не сочувствовал ему и ничем не насолил властям Виши.

Офицер с улыбкой назвал себя:

— Капитан Шмитт. — Он протянул руку, и Мистраль пожал ее. Шмитт махнул рукой автоматчикам, и те опустили оружие. — Это большая честь для меня познакомиться с вами, герр Мистраль. Я давно восхищаюсь вашими картинами. Я и сам немного рисую, правда, совсем по-любительски. Но я большой поклонник искусства.

— Благодарю вас, — ответил Мистраль. Этот тип разговаривал точно так же, как десятки других мазил, общения с которыми он в прошлом всегда избегал. Униформа плохо сочеталась с комплиментами.

— До недавнего времени я находился в Париже и бывал у Пикассо в его мастерской. Я надеюсь, что вы позволите мне взглянуть на вашу студию, если это не причинит вам неудобств. Я столько читал о ней.

— Прошу вас, проходите. — Мистраль повел немца в то крыло, где он работал. Шмитт внимательно рассматривал полотна, которые Мистраль расставил вдоль стен. Его замечания оказались лестными, умными и тонкими. Видно было, что Шмитт действительно хорошо знаком с творчеством художника. Он становился все более разговорчивым.

— Я не могу не писать, — болтал Шмитт, — это моя слабость, во Франкфурте у меня своя студия. В Париже последние два года я рисовал каждые выходные. Вы понимаете, что это такое.

— Отлично понимаю.

Капитан отдал приказание солдатам, один из них вышел и очень быстро вернулся с бутылкой коньяка. Оба автоматчика сразу же ушли.

— Я подумал… — Офицер явно смутился, протягивая коньяк Мистралю. — Прошу вас, позвольте мне… Вы окажете мне честь…

Тяжелый взгляд Мистраля остановился на вежливом, образованном, воспитанном и полном энтузиазма немце, первом человеке, увидевшем его работы за последние два с половиной года. Художник жил своим творчеством, дышал им, оно было неотделимо от него.

— Присаживайтесь, — пригласил Мистраль. — Я принесу стаканы. Давайте выпьем.

Капитан Шмитт стал постоянным гостем в доме Мистраля. Он появлялся каждые две-три недели. Во время первого визита он предложил Мистралю достать для него краски, разумеется, Мистраль пришел в восторг.

Когда в тот же год немцы частым гребнем прошлись по Провансу, забрав фермеров для строительства военных баз, взлетных полос и дотов, Шмитт сделал на досье Мистраля особую пометку, навсегда освободившую того от работы на рейх.

Если соседей Мистраля и беспокоила его дружба с немецким офицером, художник об этом не узнал, потому что он больше не бывал в кафе Фелиса. Выпивки там не осталось, хотя возникла совсем новая атмосфера, полная недоверия и взаимных подозрений. Только мальчишки и старики изредка пытались играть в шары, но уже без Мистраля.

Как-то вечером, вернувшись с огорода, Мистраль увидел, что мадам Полиссон чем-то разгневана.

— Они пришли и все забрали. Абсолютно все! Последних кур, турнепс, банки с джемом, продуктовые карточки. Эти бандиты обыскали весь дом. Они даже меня обыскали! О, месье Мистраль, если бы вы только были дома…

— Кто это был? — жестко спросил Мистраль.

— Не знаю. Я никогда их раньше не видела. Какие-то чужаки. Молодые дикари! Они ушли через лес к Лакосту…

— Эти молодчики заходили в мою мастерскую?

— Они побывали везде, открыли все двери.

Мистраль бегом поднялся в студию и вернулся с криком:

— Где мои простыни?

— Они унесли их с собой, прихватили еще пододеяльники и скатерти.

— Все простыни?

— Что я могла сделать, месье Мистраль, как по-вашему? — возмущенно воскликнула экономка. — Говорю же вам, это настоящие бандиты.

Когда на следующий день на ферме появился капитан Шмитт, принесший показать Мистралю свое очередное творение, художник встретил его, убитый горем.

— Что случилось? Какое-то несчастье?

— Меня ограбили, — мрачно сообщил Мистраль.

— Кто? Немецкие солдаты? Если это так, то виновные будут наказаны, не сомневайтесь.

— Нет, я не знаю, кто это был. По словам моей экономки, какие-то молодые негодяи.

— Партизаны?

— Мне известно только, что они не из этих мест. Мадам Полиссон их никогда раньше не видела.

— Что они забрали? — Шмитта встревожило выражение отчаяния на лице Мистраля.

— Много чего, все какую-то ерунду, черт бы их побрал. Но они унесли мои простыни! Как я теперь буду работать? У меня не осталось ни одного холста. Я бы их убил, попадись они мне в руки. Ублюдки! Мерзавцы!

— Куда они направились?

— Не знаю я! Мадам Полиссон говорит, куда-то в сторону Лакоста, по лесной дороге. Но теперь они могут быть где угодно.

— Я посмотрю, нельзя ли достать для вас холсты. Это почти невозможно, но я попытаюсь вам помочь.

Шмитт вернулся через два дня и привез простыни.

— Холстов я не достал, но возвращаю вам ваши простыни, — с торжествующей улыбкой объявил он.

— Как вам это удалось?

— Мы нашли воров там, где вы сказали. Это был целый лагерь. Они обирали местных жителей. Что вы хотите, партизаны!